Я, как всегда, собиралась написать итоги года, но, как всегда, успеваю только телеграфом. У меня был чудный, насыщенный, прекрасный год. Я так рада всем тем изменениям, которые случились внутри и снаружи меня. Я благодарна людям, который были со мной. А дальше будет только лучше, чего желаю и вам.

Меж тем, я тут получаю визу в Индию. Это очень волнительно, так как это первая виза, которую я самостоятельно получаю в сознательном возрасте. Я долго разбиралась с заявлением, собирала все сопутствующие документы (аж две штуки) и никак не могла собрать паспорт, фотографии, документы, заявление и собственную подпись в один конверт. Потом я долго не могла дойти до почты.

А теперь индусы требуют у меня письмо от работодателя, в котором будет указано, что я намереваюсь ехать в Гоа исключительно с целью туризма. Ибо я медийщик с журналистикой в анамнезе. Так и хочется попросить эйчар написать что-то типа "Компания гарантирует, что Анна Богданова все свои две недели в Гоа пролежит накуренная под пальмой, поедая фрукты, соответственно, угрозу индийской государственности не представляет." Плохо быть медийщиком.

Включаем телеграф. Коротко, огрызками.

Что я могу сказать. Дни благости продолжаются, с периодическими отклонениями в сторону финансового кризиса, болезни и усталости. Но все это такие пустяки, в сравнении с общим эмоционально-жизенным фоном, что, вне бессмысленной ночной тревоги, они мне кажутся совсем не важными.

Пользуясь рабочим положением, сходила в один из ресторанов Хестона Блюментала. Две Мишленовские звезды и я никогда не буду прежней. Это не только полный гастрономический восторг, но и полнейшее погружение в процесс поглощения пищи. Историческое меню, причудливые названия блюд, все дружелюбные, без надменности и пафоса, но с достаточным количеством утонченности и достоинства. Какое-то просто детское удовольствие от того, что, допустим, приносят тебе мандарин, который по цвету, запаху, фактуре - самый настоящий мандарин. А потом ты его надрезаешь и понимаешь, что это нежнейший паштет. И медийщики из газеты Guardian - потрясающие пупсики. Подшучивают друг над другом, интересуются современной политической обстановкой в России и советуют друг другу не забыть сдать expenses.

То же самое рабочее положение случайно приводит меня на мастеркласс сомелье. Компания Rovio, создатели Angry Birds, пригласили нас на ланч. Их офис находится буквально через Оксфорд Стрит от нашего, поэтому, в несвойственной нам с коллегами манере, мы решили к ним зайти. Зашли и попали. Нас взяли в плен и принялись пытать винами, сырами, нарезками и шоколадом. Я узнала, что такое биодинамическое вино и почему от него не болит голова. К слову, биодинамическое сельское хозяйство - чистой воды магия, мой мозг взорван. В конкурсе начинающих сомелье я победила, конечно. Ведущая, очень известная в Англии сомелье, сказала, что у меня талант и что я - настоящий вкусовой панк. Хожу гордая до сих пор.

Ходили с Д. на Генриха Пятого с Джудом Лоу. По факту похода поняла, что английский театр - как российский плацкарт. Нет ничего хуже верхнего бокового места. Однако же, английские театры - для людей. Долго мялись в буфете перед началом спектакля, соображая, успеем ли мы всадить бутылку Шабли до начала представления. А потом оказалось, что с бокалами пускают в зал, а недопитую бутылку заботливо придерживают до антракта. У Джуда Лоу очень, очень трогательные залысинки. Потрясающий актер в потрясающей постановке. Восторг.

Со вторника дома, работаем, забаррикадировались, славим Иисуса. Дом полон уюта. Д. принес больной мне мешок мандаринов и я неспешно их хомячу. Днем работаю две работы. Вечерами накуриваюсь и кормлю людей. Свою способность кормить людей я оттачиваю с каждым разом все больше. Мои ужины превращаются в ненапряжное поглаживание всех органов чувств - цвета, запахи, текстуры, вкусы и, конечно, музыка.

Все хорошо.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

В эти выходные я узнала, что напиться можно не только с горя, но и от счастья. И плакать от счастья тоже можно.

Про телоСтранно еще и то, что как только я перестала выедать свой мозг неидеальностями собственной фигуры, тело начало благодарно отзываться. Я обожаю ходить на йогу. С меня там катится пот реками, но на каждом занятии я узнаю про себя что-то новое. Долгое время я не могла согнуться и дотянуться пальцами ног до пола. Но я сразу могла легко встать в мостик. В понедельник нам сказали "встаньте вот так, попрыгайте и, возможно, вы встанете на руки". Я встала так, попрыгала и встала на руки. Потом, конечно, осознала, что стою на руках, офигела и упала. Но 4 секунды я стояла на руках. Сама. Тело такое отзывчивое. У меня трансформируются ноги - уходит то небольшое галифе, которое там было, вырисовывается рельеф. Возможно, это все у меня в голове. Я уже больше полугода не взвешивалась. Но у меня такое впечатление, что как только я перестала страдать, заморачиваться и убиваться, все стало стремиться ровно к тому, что мне было нужно изначально. Поразительно.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Я не молодею и на фоне стиральной машины.

Если рассуждать сугубо внешними, материальными признаками, то в моей жизни есть некоторые вещи и явления. Например, джинсы Левис, белый айфон 5, йога, медитации, вязание, работа с зарплатой, чувак, с которым все так трогательно и планы на будущее. Ровно год назад, у меня не было ничего из этого. Каждый раз, когда я думаю, что медленно двигаюсь, делаю недостаточно, мало развиваюсь, я думаю о том, где, какой и с чем я была год назад. И, стоит признать, я теперь верю в движение и разнообразие жизни. Она меняется. Очень сильно, очень неожиданно. Это очень здорово.

И, хоть мне и стыдно признаваться в этом, я искренне считаю, что я - молодец.

У меня здесь еще - 25 ноября, международный день борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин.

Переводчиков ЮНЕСКО за такую конструкцию стоит лишить права прикасаться к словам вообще. Сама формулировка - очень стремная. Акценты тоже сомнительны. Но вот такой сегодня день. Ничем не лучше и не хуже других дней в прекрасном, промозглом ноябре. Сегодня неплохой день для того, чтобы написать о том, что и так красной нитью идет по страницам этого дневника несколько лет подряд. Пытаюсь написать, стираю, хожу пить чай, ищу схемы для вязания. Потому что у меня по-прежнему нет уверенности, что об этом можно говорить, что об этом стоит говорить, и что я не буду принята, по факту сказанного, за неадекватную истеричку или нечестно обвиняющую кого-то в чем-то сучку. Затянула с предисловием, впрочем.

читать дальше
Я не помню, когда мой муж ударил меня впервые. Это совершенно точно случилось до того, как он стал моим мужем. Это наползало медленно и незаметно, как угарный газ, который заполняет комнату. Ты не узнаешь, что что-то не так, пока не задохнешься. Я уверена, что в мире есть прекрасные, сильные, самоуверенные женщины, которые действительно могут вести себя по схеме "если раз, хоть пальцем, то сразу - чемодан, дверь, нахуй". Это был не мой случай. У меня изначально были огромные проблемы с верой в собственную правоту. Я помню, когда мы впервые сильно поругались. Это был июнь, мы только начали жить вместе. Мы шли с остановки трамвая в сторону метро, погода стояла липкая, на асфальте были какие-то гниющие лужи, на которые смотрела, пытаясь не наступить. Суть разговора заключалась в том, что я веду себя как ребенок. Что он не может на меня положиться. Что он не доверяет мне. Что он меня не уважает. В последствии, это стало лейтмотивом моей жизни на четыре года. Впрочем, как говорится, hindsight is 20/20. Там же, на начальном этапе наших взаимоотношений, во время очередной ссоры, он разбил о стол мышь. Тогда у меня мелькнула мысль о том, что в следующий раз, скорее всего, эта мышь полетит мне в голову.

Однажды, я приехала в Грецию с синяком на скуле. Мы были уже три месяца, как женаты. Отец спросил, полушутя: "Надеюсь, это не муж тебя бьет?" Я посмеялась и ответила, что нет, конечно, и мгновенно выдумала историю о собственной неаккуратности. Ведь я правда неаккуратная, все время сшибаю мебель и дверные косяки. На самом же деле, за два дня до моего отъезда сначала в Грецию, а потом в Великобританию, с перспективой долгой и сложной разлуки, мы ходили на концерт Захара Мая. На концерте я выпила. Тогда я много пила. На выходе с концерта случилась очередная ссора, деталей которой я не помню, но закончилась она тем, что я отказывалась ехать с ним домой, пыталась поймать такси, он меня ловил вдоль улицы, потом я устала, присела на заснеженную лавочку и продолжила говорить о том, что никуда с ним не пойду. Тут он стал бить меня по лицу. Позже, он говорил, что это было сделано, чтоб привести меня в чувство. Позже, это когда я с утра проснулась со смутными воспоминаниями, в которые я не верила. С памятью о том, как у меня летят искры из глаз, как у меня на губе, которая впечатывается в зубы, лопается кожа и кровь заполняет мне рот. Я знала тогда, что сама виновата, что не стоило так пить и закатывать истерики. Он же отвел меня домой, в итоге, не оставил замерзать в февральской Москве. Поэтому я не могла ничего сказать родителям - они бы неправильно поняли.

Мы всегда много ссорились. Кажется, мы были созданы для того, чтобы сломать друг друга. В ссорах он предпочитал уходить, а я наоборот физически не могла закончить разговор, не доведя его до мнимой точки. Поэтому я шла за ним, вставала у него на пути, а он хватал меня за руки, вывихивал мне пальцы так, что я кричала от боли и толкал в сторону. После этого разговор, как правило, заканчивался. Иногда, правда, в состоянии аффекта, я приходила к нему спустя 15 минут, прорыдавшись и начинала требовать объяснений, извинений, признаний. Как правило, после этого он скручивал мне руки и уже с силой впечатывал лицом в стену, или дверь, или дверной косяк. А потом закрывался на ключ. Или уходил из дома. Я по-прежнему не могу сказать, что виню его в чем-то, ведь я действительно не принимала его желание - избежать конфликта, я постоянно пыталась из него что-то вычленить, выводила его на разговор, когда ему этого совершенно не хотелось. Учитывая нашу разницу в росте и весе, пресечь конфликт таким способом, это - довольно просто и эффективно.

Хуже всего мне было, когда мы ссорились публично. Грязно и отвратительно. На концерте RHCP, которого я ждала, кажется, всю жизнь, он меня за волосы выводил из зала. На нашу первую свадебную годовщину, я придумала съездить на день в Лондон. Тогда мы жили в Бирмингеме. Было холодно, денег было мало, день я спланировала не очень удачно. По нему было видно, что ему это все осточертело и я извинялась, извинялась, извинялась и спрашивала, что же не так. Вечером, мы выходили из паба, он был зол и на мое очередное приставание толкнул меня. Я упала задницей на асфальт. Часто то, как я рыдаю, как он скручивает мне руки, как толкает меня, наблюдали люди. Ни разу никто не подошел. Ни в Москве, ни в Бирмингеме, ни в Лондоне. После очередного инцидента я выбесилась и уехала к друзьям. Друзья выслушали и сказали, что всякое бывает, наладится, мало ли. Сложные времена.

Самое темное время в моей жизни, до сих пор, было время, когда все это вошло в норму. Я считала недели в голове. Мы не ругались уже три недели, как же хорошо, как же хорошо. Я пыталась подавить в себе все, что ему во мне не нравилось. Я сидела днями одна дома и не могла говорить ни с кем, потому что я чувствовала себя никчемной очень глубинно и полностью. Если я такая клевая, то почему он ведет себя со мной так? Если кто-то об этом узнает, то они сразу поймут, какая я не клевая. Поэтому я ни с кем не разговаривала. Я была разбита и унила настолько, что была отвратительна сама себе. Я еле вставала по утрам. Я не могла читать. Нечеловеческих усилий стоило заварить себе чай. Это бесило его еще больше. Он говорил мне, что познакомился с веселой, творческой, активной девушкой, а теперь он не хочет возвращаться домой, потому что там его встречает этот забитый, пустой взгляд. Однажды он вывихнул мне палец так, что рука опухла. Месяц мне было больно шевелить мизинцем и безымянным пальцем. Я не могла печатать.

Все это время мне, конечно же, казалось, что это не настоящее насилие. В глубине души, наверно, я по-прежнему так считаю. Частично я по-прежнему считаю, что у меня скверный характер, который достал бы любого мужика.

Морали нет. Я устала вспоминать и мне очень плохо. Страницы этого дневника за два года моего брака полны попыток описать, что в моей жизни все нормально. Но они отравлены. И воспоминания мои отравлены. Во мне живет эта гниль и она, кажется, всегда там будет. Когда ты внутри этого - практически невозможно выбраться самостоятельно. Потому что, для меня, в первую очередь, это был и остается стыд. Огромный стыд за то, что я не смогла разглядеть, понять и покончить с этим раньше.