[fyga]

У меня здесь еще - 25 ноября, международный день борьбы за ликвидацию насилия в отношении женщин.

Переводчиков ЮНЕСКО за такую конструкцию стоит лишить права прикасаться к словам вообще. Сама формулировка - очень стремная. Акценты тоже сомнительны. Но вот такой сегодня день. Ничем не лучше и не хуже других дней в прекрасном, промозглом ноябре. Сегодня неплохой день для того, чтобы написать о том, что и так красной нитью идет по страницам этого дневника несколько лет подряд. Пытаюсь написать, стираю, хожу пить чай, ищу схемы для вязания. Потому что у меня по-прежнему нет уверенности, что об этом можно говорить, что об этом стоит говорить, и что я не буду принята, по факту сказанного, за неадекватную истеричку или нечестно обвиняющую кого-то в чем-то сучку. Затянула с предисловием, впрочем.


Я не помню, когда мой муж ударил меня впервые. Это совершенно точно случилось до того, как он стал моим мужем. Это наползало медленно и незаметно, как угарный газ, который заполняет комнату. Ты не узнаешь, что что-то не так, пока не задохнешься. Я уверена, что в мире есть прекрасные, сильные, самоуверенные женщины, которые действительно могут вести себя по схеме "если раз, хоть пальцем, то сразу - чемодан, дверь, нахуй". Это был не мой случай. У меня изначально были огромные проблемы с верой в собственную правоту. Я помню, когда мы впервые сильно поругались. Это был июнь, мы только начали жить вместе. Мы шли с остановки трамвая в сторону метро, погода стояла липкая, на асфальте были какие-то гниющие лужи, на которые смотрела, пытаясь не наступить. Суть разговора заключалась в том, что я веду себя как ребенок. Что он не может на меня положиться. Что он не доверяет мне. Что он меня не уважает. В последствии, это стало лейтмотивом моей жизни на четыре года. Впрочем, как говорится, hindsight is 20/20. Там же, на начальном этапе наших взаимоотношений, во время очередной ссоры, он разбил о стол мышь. Тогда у меня мелькнула мысль о том, что в следующий раз, скорее всего, эта мышь полетит мне в голову.

Однажды, я приехала в Грецию с синяком на скуле. Мы были уже три месяца, как женаты. Отец спросил, полушутя: "Надеюсь, это не муж тебя бьет?" Я посмеялась и ответила, что нет, конечно, и мгновенно выдумала историю о собственной неаккуратности. Ведь я правда неаккуратная, все время сшибаю мебель и дверные косяки. На самом же деле, за два дня до моего отъезда сначала в Грецию, а потом в Великобританию, с перспективой долгой и сложной разлуки, мы ходили на концерт Захара Мая. На концерте я выпила. Тогда я много пила. На выходе с концерта случилась очередная ссора, деталей которой я не помню, но закончилась она тем, что я отказывалась ехать с ним домой, пыталась поймать такси, он меня ловил вдоль улицы, потом я устала, присела на заснеженную лавочку и продолжила говорить о том, что никуда с ним не пойду. Тут он стал бить меня по лицу. Позже, он говорил, что это было сделано, чтоб привести меня в чувство. Позже, это когда я с утра проснулась со смутными воспоминаниями, в которые я не верила. С памятью о том, как у меня летят искры из глаз, как у меня на губе, которая впечатывается в зубы, лопается кожа и кровь заполняет мне рот. Я знала тогда, что сама виновата, что не стоило так пить и закатывать истерики. Он же отвел меня домой, в итоге, не оставил замерзать в февральской Москве. Поэтому я не могла ничего сказать родителям - они бы неправильно поняли.

Мы всегда много ссорились. Кажется, мы были созданы для того, чтобы сломать друг друга. В ссорах он предпочитал уходить, а я наоборот физически не могла закончить разговор, не доведя его до мнимой точки. Поэтому я шла за ним, вставала у него на пути, а он хватал меня за руки, вывихивал мне пальцы так, что я кричала от боли и толкал в сторону. После этого разговор, как правило, заканчивался. Иногда, правда, в состоянии аффекта, я приходила к нему спустя 15 минут, прорыдавшись и начинала требовать объяснений, извинений, признаний. Как правило, после этого он скручивал мне руки и уже с силой впечатывал лицом в стену, или дверь, или дверной косяк. А потом закрывался на ключ. Или уходил из дома. Я по-прежнему не могу сказать, что виню его в чем-то, ведь я действительно не принимала его желание - избежать конфликта, я постоянно пыталась из него что-то вычленить, выводила его на разговор, когда ему этого совершенно не хотелось. Учитывая нашу разницу в росте и весе, пресечь конфликт таким способом, это - довольно просто и эффективно.

Хуже всего мне было, когда мы ссорились публично. Грязно и отвратительно. На концерте RHCP, которого я ждала, кажется, всю жизнь, он меня за волосы выводил из зала. На нашу первую свадебную годовщину, я придумала съездить на день в Лондон. Тогда мы жили в Бирмингеме. Было холодно, денег было мало, день я спланировала не очень удачно. По нему было видно, что ему это все осточертело и я извинялась, извинялась, извинялась и спрашивала, что же не так. Вечером, мы выходили из паба, он был зол и на мое очередное приставание толкнул меня. Я упала задницей на асфальт. Часто то, как я рыдаю, как он скручивает мне руки, как толкает меня, наблюдали люди. Ни разу никто не подошел. Ни в Москве, ни в Бирмингеме, ни в Лондоне. После очередного инцидента я выбесилась и уехала к друзьям. Друзья выслушали и сказали, что всякое бывает, наладится, мало ли. Сложные времена.

Самое темное время в моей жизни, до сих пор, было время, когда все это вошло в норму. Я считала недели в голове. Мы не ругались уже три недели, как же хорошо, как же хорошо. Я пыталась подавить в себе все, что ему во мне не нравилось. Я сидела днями одна дома и не могла говорить ни с кем, потому что я чувствовала себя никчемной очень глубинно и полностью. Если я такая клевая, то почему он ведет себя со мной так? Если кто-то об этом узнает, то они сразу поймут, какая я не клевая. Поэтому я ни с кем не разговаривала. Я была разбита и унила настолько, что была отвратительна сама себе. Я еле вставала по утрам. Я не могла читать. Нечеловеческих усилий стоило заварить себе чай. Это бесило его еще больше. Он говорил мне, что познакомился с веселой, творческой, активной девушкой, а теперь он не хочет возвращаться домой, потому что там его встречает этот забитый, пустой взгляд. Однажды он вывихнул мне палец так, что рука опухла. Месяц мне было больно шевелить мизинцем и безымянным пальцем. Я не могла печатать.

Все это время мне, конечно же, казалось, что это не настоящее насилие. В глубине души, наверно, я по-прежнему так считаю. Частично я по-прежнему считаю, что у меня скверный характер, который достал бы любого мужика.

Морали нет. Я устала вспоминать и мне очень плохо. Страницы этого дневника за два года моего брака полны попыток описать, что в моей жизни все нормально. Но они отравлены. И воспоминания мои отравлены. Во мне живет эта гниль и она, кажется, всегда там будет. Когда ты внутри этого - практически невозможно выбраться самостоятельно. Потому что, для меня, в первую очередь, это был и остается стыд. Огромный стыд за то, что я не смогла разглядеть, понять и покончить с этим раньше.