2.

О, как прекрасны бывают люди, которые вот-вот совершат глупость. И не просто глупость, а глупость, про которую, постфактум, принято говорить, что если бы сделал - не простил бы себе никогда. Конечно, это все преувеличения и беллетристика, но в решившихся на глупость есть непобедимая сила. Сила, которая видна во всем: в уверенной походке и продуманной одежде, в поджатых губах и скованных движениях. Полный самоконтроль и победа разума. Сердце орет: глупость, глупость. Разум отвечает: надо, надо.
Глупость, о которой потом можно будет долго вспоминать. Напиваться до чертиков ли, накуриваться до слоников ли, но говорить старым друзьям, который раз подряд, о том, какую ты совершил глупость. Непоправимую, какую только один раз совершить можно...
Естественно, тут не учитывается то, что по утрам Фигня не просто опухшая и бледная, она еще и человек-авторучка. А в конце игры принято показывать карты. Четыре страницы, мелким почерком, и после этого я, наверно, могла сколько угодно хрипловато и тихо просить: "Говори уже, говори, то, что хотел сказать. То, зачем пришел". Он мог сколько угодно гулять по кварталу, захаживать в парк, думать и пить колу. Я могла долго лежать и ждать, пока он вернется и, наконец, скажет. Морально готовиться и уже не плакать, знать, что, в последствии, я буду чувствовать себя слабой и поддатливой идиоткой. Использованной мелочью. Потерянным носком. Буду метаться и пить, курить, плакаться Соседу в жилетку, и любить до посинения, потому что я уже очень давно знала, что мне пора, пора, пора... Но оказывается бывают ситуации, в которых из циничной и прагматичной я превращаюсь в мягкую и женскую, лежу, свернувшись калачиком, и не могу уйти от человека. Физически не могу. Еще прекраснее - люди, которые только что чуть не совершили глупость. Их офигевшие от самих себя лица описать сложно. Это небольшое окно во всю абсурдность и непостежимость мира.

И потом - все детали и прагматика. Непередаваемо удивленное лицо Соседа. Он просыпается во втором часу, а я пью. Он садится рядом, и тоже пьет, тихо, без надрыва. А я метаюсь, роняю пепел, ругаюсь и крою матом, рассказываю про всю ложь и все ко мне неуважение, про злось и слабость и мое недоверие. Смеюсь. Плачу. Смеюсь. Пью. Литрами.
Потому что оказалось, что не смотря на, и вне зависимости от, друг без друга мы не можем. И это, наверно, самое главное. Все это глупо и несвоевременно, нам бы лет через пять, мы зашли слишком глубоко, увязли по уши, сошли с ума, окончательно друг с друга ебанулись.
Сосед непередаваемо удивляется, когда я спускаюсь, бледная и опухшая, не от слез, а просто с похмелья, и говорю: "Нет, мы не расстались. Мне срочно необходимо напиться".
Вот. Про любовь.