Сегодня ночью умер Баба.
Впрочем, я не признаю выражения «о покойниках либо хорошо, либо никак». Мне кажется, о покойниках нужно говорить – как есть. Иначе, допустим, почему о Гитлере после его смерти сказано так много плохого?
Баба был толст. Когда мы его увидели впервые, Сашке было 7 лет. Он смутился, вытянулся и прошептал мне на ухо: «Слушай, а где он себе покупает трусы?» И я не нашлась что ему ответить. Тогда я не запомнила о нем почти ничего, помимо его размеров и тяжелого, натужного дыхания.
Прошел год, и когда я прочитала о том, что Бальзак очень любил вкусно кушать и пить вино, и умер от ожирения, я невольно вспомнила Бабу.
Спустя еще год, я работала официанткой в ресторане и как-то раз мне пришлось обслуживать Бабу. Он съел столько, сколько в моей практике съедают 5 человек. Мне было его жалко, он давился, потел, пыхтел и ушел не оставив на чай. Я знала, что он задолжал моему отцу много денег.
Тогда я подумала, злорадно, что все съеденное не принесет ему никакого счастья.
Через месяц у Бабы случился первый сердечный приступ. Врачи говорили, что если он не похудеет, ему жить осталось очень недолго. К тому времени он превратился в огромный шар. Я даже видела его однажды. Он мне напомнил моего хомяка. Хомяк жил у меня два года, потом его начало стремительно раздувать. У него сильно опухло брюшко и лапки из-за этого не доставали до земли. Ветеринары разводили руками. Бабу поставили на ноги. Каким образом его ноги могли выдерживать его вес, я никогда не пойму.
Когда он умер, он был в Германии. Когда у него стало плохо с сердцем, он стал звонить своему врачу в Греции. Пост мортем сообщили, что если бы он позвонил в скорую помощь, его могли бы спасти.
Отец весь день носится по государственным конторам, собирает справки и помогает родным Бабы организовать перевоз тела в Грецию. Я сижу на стуле и пытаюсь сообразить сколько человек потребуется, чтоб нести его гроб на похоронах. А еще мне интересно, почему у всех покойников тапки – белые, а у Папы Римского – красные. Мама сидит, пьет чай и бормочет: «Вот, Серега, соберешься умирать, тоже займи много денег…»