Когда я была еще не Фигней, а Фигнюшкой, у бабушки в городке телефона не было, и общались мы с нею по переписке. Это было воистину невероятно. Каждое свое письмо бабушка писала ровным размашистым курсивом, который мне тогда было сложно разбирать, и все письма без исключения начинались красивым «Дорогая моя Анна Сергеевна»…

Было в этих письмах что-то ритуальное. В них были забота, желание контакта, обязательство. Было что-то ритуальное и в написании писем бабушке. Я садилась за стол, болтала ногами, смотрела в окно, грызла ручку… Старалась. Потом было написание адреса, приклеивание марки и, наконец, поход на почту, чтоб опустить конверт в ящик.

Эпоха почты закончилась. Теперь в почтовый ящик нам опускают только счета и безличные рассылки. Иногда туда прилетают одинокие открытки. Бумагу мне теперь заменило уродливое окошко с надписью «написать новое письмо». И сочиняя очередной email Ахматовой себя чувствовать не приходится.

Что же бывает с человеком, когда он пишет письмо?

Письмо – это, прежде всего уважение к адресату. Если ты пишешь письмо, то добровольно решаешь потратить некоторое, пусть минимальное, количество времени, сил и вдохновения. Не зря же эпистолярный жанр – это искусство. Письмо – это, вероятно, самый примитивный, но тем не менее, самый точный способ общения двух человек вдалеке друг от друга. Потому что в письме можно взвесить каждое слово, каждую мысль и донести именно то, что имелось в виду. Но, увы, писем уже не пишут. А если пишут, то письмами это не назвать… Это – так, пара строк по делу.

А ведь, хотелось бы мне иногда видеть в своем ящике письма с обращением, с подписью… Да что там! Просто хотелось бы иногда видеть в своем ящике письма, в которых видно, что обо мне постарались вспомнить, мне постарались написать. Эпистолярный жанр стремительно вымирает. Нет времени, желания, контакта, наконец… А я вот люблю писать письма, было бы кому. Больше всего я, конечно, люблю письма получать, но это уже из разряда фантастики, которой я столь успешно увлеклась.

Я же говорю, что устарела как вид. Говорю, а мне не верят.