Формула одежды модных девушек мне непонятна. Либо я одеваюсь не в тех секонд-хэндах, либо нынче модные девушки в секонд-хэндах не одеваются. Мое чувство стиля их стиль не понимает, и понимать отказывается. Зато я прекрасно понимаю стиль модных юношей: рубашка, пиджак, джинсы, кеды. Беспроигрышно. Изъян в этом всего один: у меня есть свой персональный стильный юноша, с которым мы одеваемся практически одинаково. Хорошо, что иногда я надеваю каблуки. Каблуков он не носит. Размер немного не тот.

Еще у меня есть “форма одежды - парадная” и “форма одежды для активной политической агитации”, но это уже ни в какие рамки не лезет, поэтому я промолчу и пойду поглажу рубашку.

Узнала ответ на вечный вопрос.

Доказано, что думаю я по-русски.

Потому что во сне я разговариваю исключительно по-русски и сквозь сон совершенно ясно говорю "Щаещеминуточку". Эту фразу чудо природы выучил и теперь меня каждый раз передразнивает. Потом я просыпаюсь, переключаюсь на английский, говорю "Gimme another minute" и мгновенно засыпаю обратно. И стратегически опаздываю везде примерно на четверть часа.

Издеваться над неокрепшей психикой коренных представителей британского среднего класса – жестоко. Зато весело. Представители британского среднего класса пропитаны воспитанностью до мозга костей: они порядочно стоят в очередях, никогда не перелезают через ограждения и задают пустые, вежливые вопросы. Например, коронный вопрос Джо. Задается когда я кручусь на кухне. При этом и он, и я прекрасно знаем, что пускать его на кухню опасно для благосостояния земного шара. Вопрос следующий:

Аня, тебе помочь?

Обычно я отмахиваюсь, ибо все намного продуктивнее, если я махаю ножом, не рискуя ненароком задеть его нежную шею. Но однажды я не выдержала. Однажды я попросила это чудо природы натереть сыр. Я подала ему тарелку, терку и сыр, объяснила, что сыр нужно тереть, пока он, то есть сыр, не кончится. И отвернулась. Когда я повернулась обратно, чудо природы пританцовывало и сосредоточенно терло терку о сыр. В неправильном направлении. При этом сыр он как-то странно вертел, тарелка отползла на другой край стола, а скупые крошки сыра сыпались на пол. Порадоваться зрелищу сбежались все, кто на данный момент находился в доме. Зрелище снималось на камеру и сопровождалось дружным хохотом, моим в том числе. Теперь, благодаря моей жестокости, половина университета знает, что Джо не умеет тереть сыр. Джо же при слове “сыр” как-то странно вздрагивает и смотрит волком. Зато на кухне больше не мешается.

Пишу статью.

Статью пишу серьезную, прямо какую надо по мнению преподавателя Хайджек Козловича: аналитическую, про политику и немножко про экономику с историей. Старательно закрашиваю буквами собственное невежество. Если статья получится, ее могут напечатать либо в газете The Guardian, либо в журнале Socialist Review. Но сначала ее нужно… Правильно! Написать.

В данный момент собираю материал и цитаты.



Так что, люди, в который раз, помогите, пожалуйста, Фигне, ответьте на вопрос.

Вопрос следующий:

Что для вас значил распад Советского Союза?

Отвечайте как угодно. Если возьмусь вас цитировать, пришлю копию статьи



Искренне ваша,

как всегда, я.

С некоторых пор, я встала на каблуки. Точнее, я даже могу точно сказать с каких именно пор, так как рост у меня метр 62, а у повода для каблуков – метр 89. И я, конечно, люблю и лелею ощущение собственной миниатюрности, но при этом свято верю в практичность…

Впрочем, не в этом суть. Суть в том, что я – стихийное бедствие на ножках. В каблуках ножки или без, особого значения не имеет. Вчера я перепутала свой дом. Точнее, я зашла в винный магазин по соседству в полной уверенности, что захожу к себе домой. Потом я несколько секунд простояла на пороге в глубоком замешательстве.

А сегодня каблуки, наконец, дали кармическую отдачу.

О, как я ждала этого момента! Я ходила по булыжникам на носочках, скользила по грязи и гололеду, но опасность, как обычно, пришла неожиданно. Переходит, значит, Фигня дорогу. Дорога не оживленная, поэтому перехожу не спеша, элегантно, только элегантность как-то не особо удается. Ближе к другой стороне дороги до Фигни начало постепенно доходить, что одна нога у нее заметно короче другой…

О, как смеялись автомобилисты и пешеходы, наблюдая за тем, как Фигня ищет застрявшую в трещине туфлю.



Доедаю чисто-английский сэндвич (никакой не бутерброд!) с беконом и кетчупом. Допиваю чай с молоком. Масленица прошла совершенно мимо меня, поэтому болезненно хочется блинов.

Живу почти как взрослая, похаживаю на званные ужины под руку с. Пью белое вино в небольших количествах из хрупких бокалов на тонких ножках. Читаю рецепты и планирую меню.



И все бы ничего, только из денег – четыре пенса, позвякивающие в кармане, да красный минус в банке. С огурцами. И из еды – ананас, да персики в банке. Алюминиевой на этот раз.

Yeah, baby. И весь этот джаз.



Скажите моей маме, чтоб она позвонила своей единственной, и поэтому любимой, дочери. Я соскучилась по спокойной мелодичности ее голоса.

Он спит. Я сижу в коридоре, а он спит. В данный момент я прекрасно слышу, как он ворочается и пытается понять, куда же я делась. Внизу допивают джин. Я сижу в коридоре и пытаюсь понять, что именно я хочу написать, и никак не пойму.

Люблю? Да, странно было.



- Богданова, - сказал он, - сейчас я скажу кое-что невероятно возмутительное и противоречивое.

- Что? – спрашивает Богданова, совершенно по-детски хлопает ресницами и заказывает двойной джин с тоником, поскольку стоит возле бара.

- Я люблю тебя.



Да, бывает. Как оказалось. Странно. Ходить за руку, смотреть на солнце и звезды, прятаться под одним зонтом и вообще соответствовать всяческим стереотипам. Прекрасно, приятно. Возмутительно. Ибо я же Богданова, я же не… Ну, и так далее. Сегодня это чудо подарило мне бутылку джина. Потому что я Богданова. И вообще, по всем параметрам, я до ужаса счастливая. Всеобщая любимая пара. Пара, которая придумывает слова, стихи и музыку. Пара, которая обыгрывает друг друга в покер и орет “я тебя ненавижу”. А потом долго и страстно мирится на глазах у восторженной публики, поскольку игра была роскошная. И пара – роскошная.



- Эллис, Джейн Остен бы тебя убила, - говорит Богданова, нарезая брокколи.

- Ах, ну естественно. – Эллис картинно хватается за лоб. – Би, это Богданова. Богданова роскошна и красива. Она носит замечательные кофточки и готовит ужины для своего молодого человека.



Да-да, я определенно счастлива. И он определенно не заслужил моей депрессии. Но я же я. У меня же по определению не может быть все хорошо.

Ну и вот. На данный момент я счастлива. Но я проиграла выборы. Со слезами и истериками. Точнее, с первой в своей жизни публичной истерикой, в которой я натурально выла и орала, кидала стаканы об стену и рвала картон. Шесть часов подряд. И чего в меня только не вливали. И чего только люди не делали, дабы скрасить мой досуг…

И все было хорошо, пока до меня не дошло, что смысл утерян. Смысла нет. И мне снова нужна цель. Большая и настоящая. И я очень рада, что он у меня есть, и у меня любовь и вообще… Но Богданова требует личной революции. Особенно сейчас, когда есть удобный, доступный и до ужаса любимый тыл, с которым я мягкая, женская, слабая, но сильная и самостоятельная. И это замечательно, но в жизни происходит затмение, которое требует экстренных действий и самоцелей.



Потому что на данный момент я могу если не все, то многое. Но вера в данное общество и этот мир утеряна. Отсутствует цель и русло. Море энергии, море возможностей, но дикое разочарование и потеря ориентиров.



Как-то так.

Я всегда знала, что в слове – сила. Но это знание всегда сопровождалось невероятной самоиронией и издевательством над собственным эго.

читать дальшеПравда, случилось странное. Три месяца я не могла отпустить. Болела, физически, ревела, истерически, старалась изо всех сил, но отпустить не могла. Думала, слетаю в Афины, вернусь, и отпущу. Зря думала...

А потом я писала курсовую по постмодернизму. И написала нечто, что заключало в себе всю тупиковость ситуации, глупость положения и, что интереснее всего, тот самый пресловутый памятник Нельсону. Причем, впервые за три месяца, написала так, что осталась довольна. И вещь сама собой захлопнулась, и то, что я не могла отпустить, осталось в ней, вместе с кусочком той меня, которая это отпустить не могла.

Я сдала курсовую в понедельник и долго, вдумчиво спала. А вечером во вторник все изменилось. Совершенно, кардинально и в сторону, которую я не совсем понимаю. Впрочем, понимать в данной ситуации совсем не обязательно. Мне просто хорошо. Вокруг, если объективно, все плохо, и рушится, но это не принципиально, потому что я сижу в своем оазисе счастья и спокойствия, сияю спокойным внутренним светом и, что главное, осознаю, что я не одна. И с этим связана целая куча проблем… Как, например, любить вблизи, и как верить и вообще.

Но это не важно. Важно что я написала, я отпустила и двинулась дальше.

Вчера меня публично обвинили в связях с Хезболлой.

Я разоралась, разобиделась, доказала обратное, долго кричала "Это возмутительно!"



И объявила Джихад.

Успела.



Помесь Маяковского и Гребенщикова.



"А вы смогли бы?"



"...Я стал похож на человека героической судьбы

шаманы с докторами спорят, как я смог остаться жив..."



Спорят. Пусть спорят. Но это действительно не поддается логическому объяснению: двое суток, две курсовые, один доклад и относительная вменяемость. Пойду, вздремну.

Очередное обращение Фигни к народу.



Народ!



Мне вот интересно... Фотоаппарат, естественно, не дадут, так как бесплатного сыра не бывает вообще. Но мне вот интересно... Будет ли что-либо вообще? Решила проверить, на себе как на подопытной крыске.



Так что, народ, если не сложно, кликните по ссылке и зарегистрируйтесь там, а?



Как всегда искренне, и непременно ваша,

Я.