Постирала белую кофточку с кружевами. Кружева стали ярко-розовыми, зато равномерно. Повертела придирчиво и задумчиво, и повесила сушиться. Буду носить.



Мне на поезд часа через четыре, а у меня еще конь не валялся.

Фигня резко села, схватила с тумбочки стакан воды, сделала несколько жадных глотков и обратилась к одеялу:

- Так. Чего я вчера натворила?

Одеяло пошевелилось, из-под него донесся сдавленный стон.

- Откуда я знаю? - прохрипело одеяло и замерло.

Мозг Фигни был девственно чист и до сих пор пьян. На полу, в лучах солнца, сверкали пустые бутылки.

- Откуда мы взяли ром?

Под одеялом снова застонали.

- Ничего не помню, - с досадой сообщила Фигня, нащупала на тумбочке сигареты и закурила. - Хорошо посидели. Чаю?

Было 15:00. У влюбленной пары начиналось утро. Приближалось лето.



Все к тому, что этот день был не худшим из наших дней.

Все непременно прекрасно. Да.

Я презираю нынешнюю культуру ничтожеств. Человек обязан стремиться быть счастливым, в том и есть его сила. Осознанное стремление к публичному несчастью это следствие зажравшегося общества патологических скучающих лентяев. Страдать легко, ибо страдания автономны и осмысленны в себе. А для счастья же нужны хоть маломальские усилия. Особенно для того, чтоб это счастье удержать, и носить в себе, и вечно искать ему подтверждение.

Во времена мирового штиля легко найти придуманный повод для душевных терзаний, размазать тушь и прикрыться папиной кредиткой да узкими джинсами младшей сестры.

Сначала я думала, что это только мой этот.

Потом оказалось, что англичане в целом своем – очень странные люди. Так как английский язык признан международным способом общения, они очень любят, когда с ними говорят на других языках. А еще они любят музыку. Особенно необыкновенную и непривычную…



Так я подсадила англичан на Аквариум.

Они ни слова не понимают. Но тащатся не-по-детски…

Совершенно серьезно требую, не прошу, а именно требую, чтоб меня пригласили на свадьбу Пат и Tzot'ы.

Я окрашу торжества своим международным сиянием и привезу им в подарок Биг Бен. Или Парфенон. Как попросят.

Говорят, что Королева Виктория всю жизнь вставала в 5 и ложилась в 11.

Я ложусь в 5 и встаю в 11.

Возможно, я Королева Виктория наоборот.

Возможно, мне нужно быть скромней.

Пью чай.

А расскажите мне, как стать дизайнером. Ну пожалуйста. Ну вам что, жалко, что ли?

Сегодня я до безобразия честная.

Всю мою сознательную жизнь моя мудрая и любимая мама твердила мне, что мне необходимо жить одной. Моя психика, по ее мнению, несовместима с целенаправленной любовью. И она права. Мне гораздо проще любить людей как одно целое, издалека. И не находить их волосы на подушке. И не психовать посреди ночи из-за того, что они дышат в ухо или прижимают меня к стенке.

О, это так просто – любить издалека. Искриться, уходить в себя, ждать звонка и мечтать в ночном автобусе. И культивировать это чувство как редкую орхидею, как нечто неизведанное и всем, кроме тебя, непонятное. Очень приятно осознавать свою особенность и представлять себя этаким городским жирафом, который возвышается над головами простых прохожих, но любить их всецело, ибо они прекрасны.

А потом выясняется, что отношения, по своей натуре, являются романтизированной обыденностью. Они наматываются на катушку прочей рутины и заполняют пустые места в сутках. В сутках не остается времени на мечты в ночном автобусе, потому что эти мечты на самом деле бессмысленны. И все вокруг, по большому счету, бессмысленно. Все исполняется как заученный монолог, не потому что хочется, о нет, это же не импровизация. Нет, все исполняется потому что надо.

Стала замечать за собой, что подсознательно пытаюсь отгородить себя. Я каждый раз доказываю любящему меня, что я не являюсь адекватным объектом для любви. Смотри, дорогой, я – пьяница и дебошир, мне лень краситься по утрам, у меня беспричинные перепады настроения, сумасшедшие родители, дурные представления о мировой политике, я падшая женщина, я пафосна, претенциозна и…

Но на фразу “Где-то между первой сигаретой, той, которая с кофе, утром, и третьей бутылкой той мочи, которую я покупаю на углу, я смотрю на свою пьяную физиономию в зеркале, затягиваюсь и думаю, господи, как это прекрасно, я же в раю!”

Он отвечает: “Господи, как же я тебя люблю.”

И, к сожалению, я знаю, что он говорит правду. А я так не могу и поэтому сублимирую чем попало: горячими обедами, долгими поцелуями, шоколадками и бокалами вина, доказывая себе и ему, но скорее всего, видимо, себе, что я тоже люблю. И с каждым таким жестом я сомневаюсь в этом все больше. Ну не умею я. Очень хочу, но не умею, зато мне интересно, насколько меня хватит. Сколько я смогу просидеть под водой без воздуха… Под водой красиво: жемчуга, водоросли, рыбки, лучи солнца пробиваются сквозь поверхность и цвет вокруг такой приятный, спокойный. Но нет воздуха, а в акваланги я не верю.



Сегодня я до безобразия честная.

Хочу воздуха.

Иногда у меня создается впечатление, что я завела себе ребенка. Большого такого, двадцатитрехлетнего ребенка, ростом под два метра. Я не уверена, что мне это нравится...