Больным и иначе сочувствующим стоит помнить, что линчевание и Дэйвид Линч – понятия однокоренные.

Помутнение сознания плавно переходит в обострение астигматизма. Я увлеченно читаю статьи про серийных убийц, а потом, с видом ярой сплетницы, пересказываю их родным и коллегам. За занавесочкой в ванной я непременно придумываю труп. За спиной на темной веранде – маньяка.

Умиротворенное спокойствие достигает предела во время ночных прогулок с работы до дома. Пустынные улицы и мигающие мне светофоры. Пускаюсь вальсом по тротуару и мню себя героиней триллера, которая заранее уверена, что по сценарию сейчас из-за дерева выйдет он. По утрам старательно выискиваю в себе беса и разочарованно констатирую, что он в меня еще не вселился. Развлекаю себя в пустой квартире: отслеживаю боковым зрением тени и блики; представляю себе, что это – Боб.

Собственно, это только первоначально кажется, что сюрреализм не реалистичен. И плевать, что тавтология. А стоит приглядеться, как немедленно понимаешь, что кругом те самые карлики, гиганты и совы, которые не то, чем они кажутся.

В роли гиганта в нашей маленькой второсортной мизансцене выступает некий Том. Не Боб, но тоже сойдет. Том днями на пролет ходит, словно жираф, и вдумчиво молчит, словно жираф, проглотивший кочергу. Если я встану на носочки и вытяну руки то, возможно, я смогу дотянуться до носа Тома. Может быть. Я не пробовала.
Подбегает Мари с животрепещущим вопросом:
- А я похожа на лесбиянку?
На фоне пьяные англичане поют невразумительное, а пьяные шведы пьют шампанское. При этом кореец танцует на столе. А Скотт (крупный, рогатый) бегает вокруг с ножом.

Мама говорит, что я как Дэйвид Линч. Коллекционирую уродов.

Я брожу со своими маньяками, думаю о личности Тайлера Дердена, а по вечерам внимаю в окно, нюхаю морской ветер, в котором едва-едва слышно:
Ох, Самара, сестра моя,
Кострома, мон амур…
И совсем чуть-чуть плачу.