Фигня: с задумчивым видом разыскивает самоучитель по итальянскому.

Мама: сидит за столом и полирует ногти.



читать дальшеВдруг, Фигня удивленно сообщает: Ух ты! А у меня еще и по румынскому учебник есть!

Мама откладывает пилочку, сурово смотрит на Фигню и не менее сурово говорит: Может, хватит?

Фигня ставит на полку учебник по финскому и непонимающе смотрит на маму: Что хватит?

Мама: Выпендриваться.

Фигня: Это как?

Мама: Языки она, видите ли, учит. Ни одного не европейского языка не знает!...

Фигня, робко и неуверенно: А славянские?

Мама, грозно: Не перебивай! Ладно, мало того, что увлечение ненужное… Так она его и нужным сделать не хочет! Подумаешь, европейские языки, велика птица… Да они все друг на друга похожи, ты, считай, один язык и знаешь…

Фигня, не менее грозно: Похожи?! Немецкий, например, на английский всего на 55% похож, а на французский всего на 29%… А про финский я вообще не говорю!

Фигня, думает: Блин, а она же права… Все из индо-европейской группы.

Мама, срываясь на крик: Умные все стали! Занимаются всякой фигней, а потом строят из себя неведомо что!

Фигня: Да ничего я из себя не строю! Я, что, тебе мешаю чем-то?

Фигня, думает: Нет, все-таки не совсем права. Если она мне скажет, что кельтская подгруппа похожа на греческую подгруппу, то я даже не знаю…

Мама: Да достала уже просто…

Фигня, уходит бурча себе под нос: Grazie molto, mamma. Tuo opinione e non importa. Ma quanti lingui parli tu, mamma? Tre? A... Allora sei piena di gelosia.

Мама: Что ты сказала?! Вернись и переведи немедленно.



Раньше я ругалась с родителями исключительно на языках, которых они не понимают. Мне это доставляло несказанное удовольствие. Потом поняла, что так не честно.

Если шепотом повторять "глупости, глупости", то слышно "по стеклу, по стеклу"...

Глупости по стеклу. Капельками дождика. Мелкого, почти летнего.

Кому интересно, их можно почитать тут:

http://zhurnal.lib.ru/editors/b/bogdanowa_a_s/



Огромная просьба не читать Герань первой. Это - худший рассказ из трех. Лучше всего сначала читать про Каштаны. Они мне больше всех нравятся. Буду очень рада услышать ваши комментарии, даже самые ядовитые. Меня уже так усердно побили, что я выдержу любую критику

Каждое утро, проезжая на автобусе по загородным вечно-выжженным полям, я замечаю один очень примечательный забор. За забором, в зарослях из культивированных деревцев скрывается белый домик с красной черепичной крышей. Домик ничем не примечателен, он почти как кукольный, я такие, только маленькие, в детстве жгла… Не любила я кукол. Зато забор… Забор – ржавой сеткой. И на этой ржавой сетке каким-то неимоверным образом распяты три старых и больших плюшевых медведя – один огромный, желтый, с толстыми лапами, второй поменьше, черный, с ручками и ножками-веревочками, третий маленький и бурый. Они смотрят на меня грустными глазами-бусинками. Наверно, в домике живет Маша, а медведей она вывесила в качестве знака-предосторожности…

Try again… “ Непредвиденный шаг, не придуманный снег ”

Кажется, ни в какой Warwick я не поеду. Если хватит денег на обучение, то не хватит на общежитие и пропитание. Если хватит на жилье и еду, то не хватит на университет. Университет высшей лиги – работать во время семестров можно только на очень маленькую ставку. Заработанных денег не хватит даже на общежитие толком. Впрочем, всегда могу проработать год и поступить на следующий год, на нормальную, нужную специальность…

Try again…

Сегодня я придумала песенку. Песенка очень смешная, следующего содержания: “Rivers, waters… Fishies, whales…” Повторяется столько раз, сколько возможно, не умерев со смеху. Почему это смешно я сказать не могу. Наверно, секрет заключается в ее исполнении. Главное ее петь хором, а потом послушать новую байку про ходячих лягушек. Сегодня ходячие земноводные вновь спасали мир. Мир хотела захватить ожившая книга по введению в философию. Весь ужас заключался в том, что у книги были очень широкие но совершенно поверхностные знания и понимания мира. Лягушки монотонно зачитали страницу из Вольтера и затем страницу из Канта и книга рассыпалась пылью. Мир был спасен…

Try again… “Ни вперёд, ни назад, наизнаку, напролом”

Самое ужасное заключается в том, что я никак не могу сделать так, чтоб я не набрала входное количество баллов. Если бы я завалила экзамены, мне бы не пришлось никому объяснять почему я еще год не буду нигде учиться… Но как на зло, чем меньше я учу, тем лучше я учусь. “Marvellous essay”, “Excellently argued”, “Ma cherie, tu est nee pour etre poete” и под занавес учитель по литературе, видимо, как обычно, слегка нетрезвый: “Salutations, my dear. I was highly astound. I reckon Shakespeare himself would be proud to see such essays written on his works…” Я две недели не открывала учебника. Намеренно и безрезультатно…

Try again…

У меня есть огромный лист папоротника. Я его долго собирала сама, из палочек и непонятных лоскутков, которые отец мне привез из Икеи. Лист папоротника я повесила на стену, да так, что теперь компьютер у меня как раз под ним. Мне здесь уютно. Я здесь в тенистом убежище, в манящей прохладе джунглей. Если прислушаться – у меня тут и цикады поют. Системный блок – одна большая, очень толстая цикада. А на стебле огромного листа папоротника сидит маленькая серая коала, которую мне привезла подруга из Австралии. Коала держит в лапке темно-синий флажок, на котором несколько белых звезд и знаменитый Британский union jack. Как подумаю сколько километров пролетела эта бедная зверушка, так мне хочется ее приласкать и почесать ее за ухом.

Try again… “Смыв потери и страх, обратил слова в прах”

Мой дед – очень мудрый человек. Он действительно курит исключительно Беломор, считая, что по качеству он намного превосходит любые дорогие сигареты. Так вот, мой мудрый дед считает, что петь, задирать ноги, бренчать по струнам, мазать холсты краской и сквернить бумагу чернилами – благородный досуг. Но прежде всего, человек должен уметь заработать себе на жизнь и не пить кровь из чужих шей. Только тогда этот человек в праве называться человеком и творит то, что диктует ему взбредшее в голову вдохновение. Мой дед меня очень любит, но никогда не поймет. А я его, кажется, понимаю. Он был прав, и все были правы, кроме меня…

Try again…

В последний день моего пребывания в Канаде, мы собрались с ирландцами завтракать. Мороз был -25. Я была в тонкой курточке поверх футболки – уже собралась лететь обратно в Афины. Ветер дул прямо в лицо, наметая в волосы, которые я не додумалась покрыть шапкой, обильные хлопья снега. Мне не было холодно. Мы бежали по сугробам, метали друг в друга снежки, и запыхаясь выкрикивали какая ужасная страна – Канада, но как, все таки, здорово, что все мы здесь сегодня собрались. А потом мы пили чай и обсуждали как родственны ирландские и русские души А в ночь до этого я сидела на диване, задрав босые ноги и обсуждала с девушкой, которая называлась красивым именем Сиена, розовые пески Бермуды…

Try again… “В незнакомых домах, на чужом языке”

«Да что ты понимаешь… Ты же – русская». Несомненно, на мир опустилась волна толерантности, интернационализма и культурного обмена. В связи с этим, в маленьком мирке, в котором я обитаю, началась волна истерического национализма. Со стереотипом патологического алкоголика я еще могу смириться – плевать хотела. Но когда меня обвиняют в том, что я не могу понять свободу мысли, или античную греческую культуру на меня находит ступор. Как так может быть вообще, в принципе? Я, которая так стремилась к свободе… Я, которая так маньякально изучала каждую крупинку греческой истории и мифологии. Но нет, я, как оказалось - отголосок СССР. Не умею мыслить, не хочу мыслить, и ничего не знаю. Боже, какие предрассудки ограниченных существ. Я бы плевала, если бы мне не было так мерзко. Я – русская. Я даже горжусь этим, если бы не эти подлые стереотипы.

Try again…

В прошлую субботу нам ужасно захотелось красного вина. Именно греческого, с какого-нибудь хорошего виноградника, недорогого… До начала сеанса оставалось 20 минут. Мы бегали по улицам, искали открытый магазин, ведь по субботам у нас абсолютно все закрывается в 6 вечера. Каким-то чудом добыли напиток богов, и тут ребром стал вопрос: как же так? Бутылка есть, а штопора нет. С моей легкой руки мы снова носились по улицам, штурмом взяли какой-то злачный бар и буквально со слезами на глазах умоляли мальчика за стойкой открыть нам эту пресловутую бутылку. Мальчик оказался добрым, так как бутылку он нам открыл и даже поставил нам песню по заказу, которую мы не дослушали, так как уже опаздывали на сеанс. С помощью отсутствия ума и моей сумки мы контрабандой пронесли открытую бутылку вина в зал и дружно распивали ее там, на виду у изумленной публики и Николь Кидман на экране.

А с тем, с которого можно было писать главных героев и тем, с кем я встречала Новый Год, все равно ничего не могло быть… Они любят белое вино. Какая гадость.

Try again… “В жёлтых линиях сна торопилась к весне”

Я не люблю говорить о своих снах. Практически каждую ночь, вот уже почти год, меня жгут на дыбе. Руки связаны за спиной, во рту – кляп, дрова и хворост поджигают. Языки пламени сначала ласкают меня, ведь мне всегда холодно, а во сне, когда меня жгут, я наконец согреваюсь. Но потом огонь начинает прожигать меня, я чувствую, как он терзает мои мышцы, как пронзает до костей… И когда боль становится нестерпимой я просыпаюсь. После этого мне ничего не снится. А когда мне не снится дыба, мне снятся галлюцинации на тему реальной жизни, как я встаю, брожу по квартире, вижу спящих родных, смотрю в окно и вижу там странности – живого Шекспира или Чосера, или бегущую рысь, и тогда я понимаю, что это – сон, а проснуться не могу.



И никто не узнал, что несла в рукавах,

Что таила внутри, как вставала по утрам,

Как прошла по воде удивляя небеса,

Позабыв обо всём растворилась в дожде.

Когда я была еще не Фигней, а Фигнюшкой, у бабушки в городке телефона не было, и общались мы с нею по переписке. Это было воистину невероятно. Каждое свое письмо бабушка писала ровным размашистым курсивом, который мне тогда было сложно разбирать, и все письма без исключения начинались красивым «Дорогая моя Анна Сергеевна»…

Было в этих письмах что-то ритуальное. В них были забота, желание контакта, обязательство. Было что-то ритуальное и в написании писем бабушке. Я садилась за стол, болтала ногами, смотрела в окно, грызла ручку… Старалась. Потом было написание адреса, приклеивание марки и, наконец, поход на почту, чтоб опустить конверт в ящик.

Эпоха почты закончилась. Теперь в почтовый ящик нам опускают только счета и безличные рассылки. Иногда туда прилетают одинокие открытки. Бумагу мне теперь заменило уродливое окошко с надписью «написать новое письмо». И сочиняя очередной email Ахматовой себя чувствовать не приходится.

Что же бывает с человеком, когда он пишет письмо?

Письмо – это, прежде всего уважение к адресату. Если ты пишешь письмо, то добровольно решаешь потратить некоторое, пусть минимальное, количество времени, сил и вдохновения. Не зря же эпистолярный жанр – это искусство. Письмо – это, вероятно, самый примитивный, но тем не менее, самый точный способ общения двух человек вдалеке друг от друга. Потому что в письме можно взвесить каждое слово, каждую мысль и донести именно то, что имелось в виду. Но, увы, писем уже не пишут. А если пишут, то письмами это не назвать… Это – так, пара строк по делу.

А ведь, хотелось бы мне иногда видеть в своем ящике письма с обращением, с подписью… Да что там! Просто хотелось бы иногда видеть в своем ящике письма, в которых видно, что обо мне постарались вспомнить, мне постарались написать. Эпистолярный жанр стремительно вымирает. Нет времени, желания, контакта, наконец… А я вот люблю писать письма, было бы кому. Больше всего я, конечно, люблю письма получать, но это уже из разряда фантастики, которой я столь успешно увлеклась.

Я же говорю, что устарела как вид. Говорю, а мне не верят.

О! Бездарность моих дней…

Из полезного для общественности я за всю субботу сделала только миндальное печенье, которое получилось липким, тягучим, но местами съедобным.



грелочное

Человеческую логику мне не понять.

Первый рассказ: считаю бездарным и позорным.

Несколько вполне обоснованных призывов на тему «аффтар, убей сибя!»

Несколько «идея достойна – язык ужасает»

И два… О чудо! Целых два читателя, которые сказали, «какая прелесть, автор, какой вы молодец, спасибо вам за рассказ!»

Самое интересное: меня обвиняли и в том, что я по русскому языку не окончила и средней школы, и в том, что я русским литературным языком владею просто мастерски. Кому верить?

При том, рассказ один и тот же!



Другие два рассказа менее противоречивы. Почти все согласны с тем, что стиль у меня нормальный, но стыковка сюжета хромает. Говорят, «автор, приходите осенью и без лени».

Я и приду. Сами напросились. Я настырная.



У меня, правда, проблема: мне теперь в какой группе голосовать?

(злобный стеб)



Кушай, Анечка, кашку. А каша была противная и с комочками, а меня ею пичкали, и говорили, что полезно. Вообще, ребенком я была хиленьким. В детской поликлинике я стояла на учете как хроник, вот и приходилось глотать кашу с комочками, анисовую микстуру от кашля, полоскать горло чем-то кислым. В общем, повеселилась.

Но это лирическое отступление.

С детства мало что изменилось. Теперь, правда, поглощаю гадость я скорее гипотетически, чем практически. Причем, от этой гадости тошнит гораздо больше, чем от гадости, которой меня лечили в детстве.

Смотрели документальный фильм о Европе 1989ого года.

Да, я понимаю, что можно не интересоваться политикой. Я даже могу жить с тем, что люди не понимают как это – за что-то бороться. Я, блин, даже закрою глаза на то, что можно спать, когда на экране люди со слезами и воплями пытаются прорваться в ФРГ и ломают Берлинскую Стену.

Но меня начинает резко тошнить и трясти, когда смеются над одеждой и прической людей на экране. Когда те самые люди плачут от счастья и обретения свободы. Или когда мерзко хихикают над тем, как лишенные всего, отчаявшиеся люди пытаются перелезть через забор посольства.

В такие моменты я радуюсь, что у меня нет пистолета. За последствия меня бы посадили. Надолго.

Мне хочется набить морду тому, кто говорит «Ну этот, как его, усатый Русский… Сталин» или тому, кто невинно спрашивает «а что, Россия не в Европейском Сообществе?»



Высокомерна? Наверно. Чрезмерно критична? Наверняка.

Пофиг



Да, я понимаю, что политика может быть неинтересна. Хотя, нет, вру. Я этого не понимаю. Как может быть неинтересно то, что в конечном итоге решает твою жизнь? Хорошо, я могу допустить, что политика может быть неинтересна. Но как можно совершенно ничего не знать о жизни, кроме магазинов, скейтборда, журнала Cosmopolitan… нет, не буду этого перечислять. Это правильные интересы, от них легко жить. Как можно тупо игнорировать любую вероятность человеческого существования, отличного от твоего собственного?

Мы – счастливые люди. Мы живем в прекрасной Европе, где есть все человеческие свободы, где, по сути, все живут очень достойно. А нам все пофиг. Мы жрем, смотрим ТВ, читаем журнал, пьем, и размножаемся. Видимо, вот оно и есть совершенство человеческого существования. Когда кроме своей маленькой жизни ничего нет.



Но я-то тут каким боком? И это даже не крик непризнанного гения. Это крик моей души, которую уже просто постоянно тошнит.

Я не говорю, что я лучше.

Я просто не могу больше. У меня от ногтей скоро ничего не останется! А раньше я их не грызла. А теперь – в кровь.

Надо менять себя. Себя изменить гораздо легче, чем изменить мир.



Какая гадость эта ваша каша! Совсем как в детстве. Только в детстве меня ею кормили с ложечки и нежно приговаривали "Кушай, Анечка, кашку". А теперь мне ее швыряют в лицо и с ухмылкой говорят "жри свою кашу". А еще та, в детстве, действительно была полезной. А эта?



Мои рассказы убили, разрезали на мелкие кусочки, разбросали и прыгали на них, пока ноги не покрылись мозолями. И на том спасибо. Буду писать еще, может, выйдет толк. А не выйдет, так буду писать из принципа.

Весь день Фигня "бацает" рассказы для Грелки (http://grelka-voting.rusf.net/48-9/)

Бедные, бедные грелочники.



Итоги на понедельник, 11 Апреля, 00:17, время Афинское.

Состряпано два (2) рассказа. Заготовлен еще один (1) который я допишу или не допишу завтра вечером.

Настроение не изменилось.

Думаю о сущности бытия и о собственном мазохизме.

запись создана: 09.04.2005 в 23:15

Выйти на балкон босиком с чашкой жасминового чая наперевес, посмотреть на бездонное небо цвета Карибского моря, окинуть взглядом изумрудную лужайку и цветущие деревья, прислушаться к щебетанию птиц… Вот. Все, сейчас я обернусь бабочкой и вспорхну…

А в голове крутится “je vois la vie en rose”. С характерными разливными и горластыми Р Эдиты Пьяф.

Состояние роскошной скуки, когда мысли в голове тянутся как раскаленная смола и никуда не надо торопиться, и ничего, совершенно ничего не надо делать. Веду себя, как настоящая сволочь. Наслаждаюсь непростительной свободой. Нет, даже не свободной, освобожденностью… Как замечательно пуста сегодня моя жизнь! Пуста и чиста, как помытый хрустальный бокал.



Раньше я танцевала вальс. Когда я кружилась как полоумная по паркету под надзором преподавателя, под Шопена или Штрауса, я обрастала примерно таким же чувством. Когда можно, чтоб весь мир поставил себя на паузу, и чтоб я одна осталась наедине со всем его шиком, всей его прелестью. Вальс я танцевала хорошо.



А внутри затаилось что-то сладкое, пышное и легкое, словно бизэ.

Волосы по ветру и вперед, в лето. Главное – повторять себе в полголоса “je vois la vie en rose…”



Недавно смотрела французский фильм. «Детские игры» назывался. Под эту песню в самом конце фильма целовались мужчина и женщина, стоя в глубокой дыре в земле, которую заливали бетоном из грузовика.

Все очень любят слово «глобализация», любят бросаться им направо и налево и поджимать услышав его губы, или с презрением цокать языком. А что такое глобализация конкретно, а не абстрактно, представить себе практически никто не может.

Зато я точно знаю, что такое глобализация.



Глобализация, это когда русская девушка украинско-польского происхождения и живущая в Греции, учится на английском языке, подрабатывает репетитором по французскому, главные хобби у нее – Ирландия, Шотландское виски, и изучение разнообразных языков, лучшая подруга девушки – Кореянка, а единственное блюдо, которое она может нормально приготовить – это суши.

Если я не олицетворение глобализации, то кто?



Я всегда говорю только то, что думаю. Почему? Потому что вся моя энергия уходит на то, чтоб разобраться в том, как я это говорю. Очень сложно говорить одноязычно и понятно, если языки в голове путаются. Именно поэтому я и стараюсь следить за точностью формулировок… Потеря национальных ориентиров – это невероятно сложно.

Чертова глобализация.