За гранью фола. В аду ремонт. Строят для меня отдельный круг. А мне кажется, что рай пахнет жареным на сливочном масле луком, ибо нет в мире приятнее и нежнее запаха.

Не сожалею и не стыжусь, для этого нужна изначальная благосклонность. А жизнь – предельно простая штука, если не заморачиваться: любить тех, кого любишь, ненавидеть тех, кого ненавидишь, делать то, что надо, любить то, что делаешь. Остальное – суета. Девиз “no time for bullshit” не подразумевает суеты.

Наполняю тетрадки и записные книжки примордиальной жижей. Преподаватель так называет ту дурь, которая с завидной постоянностью из меня прет. Грежу миром после апокалипсиса. В миру растут только тыквы. Огромные оранжевые тыквы. На земле осталась горстка людей, крысы, и тыквы. Люди теперь живут вечно и вот уже 100 лет мотаются по бессмысленным конференциям на которых пытаются договориться о том, как обустроить новый мир, чтоб было счастье всем, даром.

Мне снится, что я во сне наизусть читаю монолог Отелло. Мне снится, что я живу в тыкве. Наяву я укрощаюсь будучи строптивой и с чувством ослепительного достоинства веду себя аморально. Требую не только ставить, но и произносить значок ™ после словосочетания Анна Богданова™. Пытаюсь понять, надо мной ли смеются, или все таки со мной.

Наяву я засыпаю с книгой и в очках, работаю, кушаю йогурты, пинаю листья и каштаны, и понимаю, что жизнь очень похожа на сериал. Настолько похожа, что многие знакомые и коллеги уже плотно на него подсели. Скоро это перерастет в бредовую идею и меня сдадут в клинику. Только бредовая идея от этого не прекратится, я просто начну думать, что нам снизили бюджет, и пришлось сменить съёмочную площадку.

Жизнь пахнет жареным на сливочном масле луком. Подруга Люська вчера кормила тыквенным рагу.
Мама не звонит. Зарплату не платят. Все идет своим чередом.

Однажды пает Фигня написала стехы.
Покрутила их, понюхала, лизнула и отправила издателю. А что еще делать с этой ненужной ерундой? Стехы пришли к издателю. Издатель их тоже, видимо, понюхал, лизнул, повертел в руках, и запихнул в журнал. Журнал ушел в разные магазины и обратно к Фигне. Фигня почитала свои стехы. Прошел месяц, история забылась. Только издатель, видимо, так и не перестал нюхать, лизать и вертеть в руках стехы паета Фигни, потому что через месяц паету Фигне пришло письмо:
"Уважаемая пает Фигня," писал издатель. "Меня очень зацепили ваши стехы. Они мне очень понравились. Только я ничего не понял, объясните, пожалуйста, что вы имели в виду".

Пает Фигня уже два часа думает над тем, как бы поточнее перевести на английский язык выражение "А хрен меня знает" (с)

Нынче осень звучит как-то так:


Искренне ваша, дурная, словно коробка полная лягушек (с), проводит тихие осенние вечера в домашнем кругу у камина. Сидя на диване, в обнимку с соседом за просмотром сериалов. Распивая чаи и соки, обсуждая наших мужиков, в основном прошлых, так как по осени с настоящим дела обстоят похуже, чем с грибами в лесу. Разные бывали, носки всегда снимали, но порой не выключали компьютер. Остается спорным, насколько это допустимо.
По осени порыжел даже Картер.
Предложила ему сделать химию.

Я - легенда.

Возможно, расскажу.

У моего преподавателя по деволюционной британской литературе такой шотландский акцент и такая красноречивая небритость, что мне периодически кажется, будто я случайно зашла на съемочную площадку фильма "Trainspotting".
Определенно, мне очень нравится учиться.

Друзья, в связи с тем, что я теперь много хожу пешком, а время - штука ценная, не могли бы ли вы сообщить мне, где можно накачать аудиокниг?

Прошла путь от девочки с плеером до мальчика с жалом. Неизменной осталась Земфира.
Через пару часов буду в Англии. Мне есть что рассказать. Жду прилива сил и осмысленности.

престарелые дети индиго

Больным и иначе сочувствующим стоит помнить, что линчевание и Дэйвид Линч – понятия однокоренные.

Помутнение сознания плавно переходит в обострение астигматизма. Я увлеченно читаю статьи про серийных убийц, а потом, с видом ярой сплетницы, пересказываю их родным и коллегам. За занавесочкой в ванной я непременно придумываю труп. За спиной на темной веранде – маньяка.

Умиротворенное спокойствие достигает предела во время ночных прогулок с работы до дома. Пустынные улицы и мигающие мне светофоры. Пускаюсь вальсом по тротуару и мню себя героиней триллера, которая заранее уверена, что по сценарию сейчас из-за дерева выйдет он. По утрам старательно выискиваю в себе беса и разочарованно констатирую, что он в меня еще не вселился. Развлекаю себя в пустой квартире: отслеживаю боковым зрением тени и блики; представляю себе, что это – Боб.

Собственно, это только первоначально кажется, что сюрреализм не реалистичен. И плевать, что тавтология. А стоит приглядеться, как немедленно понимаешь, что кругом те самые карлики, гиганты и совы, которые не то, чем они кажутся.

В роли гиганта в нашей маленькой второсортной мизансцене выступает некий Том. Не Боб, но тоже сойдет. Том днями на пролет ходит, словно жираф, и вдумчиво молчит, словно жираф, проглотивший кочергу. Если я встану на носочки и вытяну руки то, возможно, я смогу дотянуться до носа Тома. Может быть. Я не пробовала.
Подбегает Мари с животрепещущим вопросом:
- А я похожа на лесбиянку?
На фоне пьяные англичане поют невразумительное, а пьяные шведы пьют шампанское. При этом кореец танцует на столе. А Скотт (крупный, рогатый) бегает вокруг с ножом.

Мама говорит, что я как Дэйвид Линч. Коллекционирую уродов.

Я брожу со своими маньяками, думаю о личности Тайлера Дердена, а по вечерам внимаю в окно, нюхаю морской ветер, в котором едва-едва слышно:
Ох, Самара, сестра моя,
Кострома, мон амур…
И совсем чуть-чуть плачу.