Дорогая прогрессивная молодежь!



Объясните мне, старой-отсталой, что за черные пуговицообразные хрени вставляют себе в мочки ушей прогрессивные представители “сильного” пола.



Во времена моей молодости (тм) такой тенденции не было. А тут смотрю: все реальные пацаны с этими хренями в ушах. Пытаюсь понять, что значит этот странный символ. Племенной талисман? Символ крутости и одухотворенности? И когда появилась эта мода?



И, блин, когда я успела так отстать от тенденций?

Мимолетности многогранны.

Мимолетности взглядов и прикосновений, случайны и нелепы, отрывисты и граничат с потусторонностью. Ненароком оброненный взгляд, переполненный подсознательными и неосознанными чувствами. Случайно скользнувший по запястью ноготь. Вынашивается и оседает в сознании, вливается в бессмысленные разговоры, в которых главное – не разговор, а мимолетности. Все это складывается в какую-то коробочку в голове и формирует красоту жизни. Самое прекрасное не может быть преднамеренным, так же как не может быть запрограммированного счастья.

Но есть люди-мимолетности, скользящие, лишь случайно промелькнувшие на краю обозримого. Они – как мурашки под горячим душем. Такая мимолетность тяготит и медленно выжигает все, что ее окружает, в итоге оставляя, в приступах, только себя и ёмкое “никогда”. И после их исчезновения, мимолетность присутствия длится годами. Может ли мимолетность длиться годами? Получается, может.

В предсмертном стихотворении я обязательно напишу, может ли мимолетность длиться всю жизнь.



Совершенно отрешенно: во сне сегодня очень боялась, что съездив в Москву не потрогала Царь Колокол и не бросила монетку в какую-нибудь лужу… А вдруг я туда больше никогда не вернусь?

Еще более отрешенно: Фигня, сдурела? Что значит “вернусь”? Возвращаются на постоянное место жительства. В остальные места иногда приезжают.

Времени жить не осталось.

Сегодня все были очень сильно после вчерашнего.

Вчера всем было хорошо и весело. Сегодня, по классике жанра, было мерзко и болела голова.

Вчера настроение было на высоте, работа доставляла неподдельное удовольствие, закрываться не хотелось совершенно, и рабочий вечер плавно перелился в праздную ночь.

На самом деле, закрытие бара в стране, где оно не обозначено законом, обозначается исключительно по желанию работать обслуживающего персонала.

В 1:30, разговор со смазливой девочкой:

- Принесите мне маргариту!

- Мы не делаем маргариты.

- Сангрию!

- И сангрии у нас нет.

- Тогда жареной картошки!

- Кухня закрывается в 11:30.

Поразил животный страх в глазах Джоша, когда я пересказывала ему эту занимательную историю. "Маргарита! Чур меня, чур".

В качестве апофигея выступили три папки для бумаг, которые очень сильно, больно и вдруг свалились мне на голову непонятно откуда.



Сэм ненавидел весь мир, Джош бубнил себе под нос и массировал виски, я пошатывалась и путала заказы, прочие участники торжества, будучи клиентами, старательно опохмелялись.



Жалко Агасси.

Греки продули в финале. Страна в трауре. Ведущий банк страны сменил лозунг на "Спонсоры вторых в мире".



Хочу СПАТЬ.

Мне страшно.



читать дальшеМне кажется я разучилась писать и говорить.

То, что действительно стоит сказать и написать.

Из-под ручки, который день, после перерыва на долгие месяцы, только безъязыкие метафоры, словно жареный лук, для вкуса и запаха, сквозь слезы, бессмысленные.

Торшер и луна, и бессвязная голова. Даже у мух есть мозги. Я знаю, рассказывала за обедом знакомая из генетической лаборатории. У мух есть. А я?



Я разучилась писать. И зачем мне теперь я? Как бутерброд без хлеба и масла - одна колбаса. И все это внутри, как капельки жира и паутины на глазах. Без слов теряется смысл, а все стремится наружу, как приступы рвоты. И спазмы, и покраснели глаза, а лист девственно чист, но на нем слова, слова, как молоком, их не видно, их нет.



А я под торшером, взъерошенная, четыре месяца как музой брошенная, вроде бы глупой, ненужной и сношенной, но ведь жду и ищу что-то все еще.



Мутит от скомканных страниц и начал. Все не то, все не так. И буквы из меня так и капают, спрыгивают с ручки истерическим вальсом, перемешиваются, но молчат, суки, молчат! А во мне все кричит и коптит и жжет и если выдохнуть сильно, то загорится блокнот. Как если отрезать оратору язык или отрубить ноги гимнастке. И заставить их смотреть, как произносят речи и прыгают на ковре с мячиком другие, гораздо лучше, чем когда-то могли они.



Я разучилась писать. Паника. Истерика. Дрожь во всем теле и неподдельный животный страх, приправленный стыдным эгоизмом. Как онанизм и опорожнение кишечника, нельзя об этом, нельзя. Эвтельпа, Эрато, Мельпомена, шлюхи вы портовые, на кого вы меня променяли?



И где ты, черт бы тебя побрал, глас разума, скажи мне, наконец, что все это - тупые переживания чисто эстетического плана нарциссичной и зажравшейся идиотки?!



И этот непробиваемый железный занавес безмерного, всепоглощающего одиночества, которое сжигает и сжирает все на своем пути. А мне надо так мало. А мне надо лишь уткнуться носом в живое. Я больше чисто физически не могу быть настолько катастрофически одинокой и никому не нужной.





Пардон. Дурь выперла в диких количествах

Болезненно хочу, чтоб меня кто-нибудь пофотографировал. Кто-нибудь, кто в этом действительно хоть что-то понимает. Ну, или по крайней мере кто-нибудь, у кого есть фотоаппарат...

Я - клиническая дура.

Да, да, я знаю, что широкой общественности и узкому кругу доверенных лиц сие было уже давно известно, но в полной мере я осознала этот печальный, но жизнеутверждающий факт только сегодня. В который раз. Потому что когда идиотизм в жизни повторяется с завидной закономерностью, следует вывод, что живущий этой жизню туповат. Вывод сделан, факты посчитаны, как деньги в кассе, закономерности расставлены, как пинты в баре. Осталось сделать вывод из вывода. Или не делать. Ну его нафиг. Я же клиническая дура, делать выводы мне по статусу не положено.



А толчком к такому поэтичному воспеванию собственной жизни послужил довольно прозаичный эпизод. Шаталась, значит, Фигня по бару. Голодная, усталая*, всем зла желающая, с приклеенной улыбкой на бледных устах, и думала примерно следующее: "Дурацкий день, дурацкий бар, дурацкий шеф, мама, роди меня обратно". И тут, вдруг, из отпуска появился коллега Фигни, с флюидами и девушкой. Стоит заметить, что с девушкой Фигня имела счастье общаться примерно десять минут неделей раньше, как раз когда коллега с флюидами уезжал с этой самой девушкой в отпуск. Итак, девушка накинулась на Фигню, расцеловала в обе щеки, выдала полный отчет о проведенном отпуске и под занавес пригласила на день рождения. При этом мозг Фигни все больше наполнялся осознанием закономерного идиотизма и его круговорота в природе, а так же ощущением присутствия коллеги с флюидами.

Остаток вечера Фигня проходила счастливая, и думала примерно следующее: "Ах! Ох! А ведь он... А я клиническая дура!" и "Ну сколько же можно?" А карма подмигивала из-под потолка и невнятно бубнила, что, мол, нечего на карму пенять, если мозги кривые. В самом деле. У дуры и карма дурой должна быть. Ей по статусу положено.



* Еще одно подтверждение непробиваемого моего тупизма: в ночь перед длинной сменой что делают нормальные люди? Угу. Спят. А я, блин, читала.

Купила новые, дорогие, безумно фирменные джинсы, выбросив старые, рваные, пятнистые лохмотья со слезами на глазах. Они прослужили мне три с небольшим года, увидев с десяток стран и несколько сотен странных и нелепых ситуаций.

Кажется, что в жизни настала новая предопределенность, связанная с эпохой новых джинсов. Джинсы несут в себе особый статус, некую значимость, которая отныне диктует мое поведение. Это уже не былые подростковые джинсы, сшитые неизвестно где и неизвестно кем. Это джинсы с лейблом и соответствующей ценой, которая демонстрирует мою неизбежную взрослость и постепенность. Такие джинсы нельзя сносить в лохмотья. Их нужно носить с каблуками, а не с драными кедами. В этих джинсах, которые выбирались без малого полторы недели, я немного завидую своим коллегам. Нет, не Джону, у которого фирменные джинсы, два брака за спиной и 30 лет с хвостиком на плечах. Завидую я тем, другим. Да и завистью это сложно назвать. Это некая тоска по их свободе и неопределенности. Я же теперь буду вынуждена соответствовать статусу своих джинсов. Потому что джинсы, это не одежда. Джинсы, это символ. Символ образования, социального положения, планов на будущее и вообще жизни их носящего. В этих джинсах я никогда не смогу, как Джош сказать: "Мне нужно было скоротать несколько месяцев, и я решил приехать в Грецию, поработать, а то все деньги, которые я заработал в Ирландии, я истратил пока месяц шатался по Европе". Нет, такие джинсы носят перспективные студенты, которые в перспективе станут порядочными менеджерами и уравновешенными служащими банков с хорошей репутацией. В будущем перспективные студенты будут носить такие же джинсы, только купленные без скидки... Да, эти джинсы описывают мою жизнь на 10 лет вперед.



Как хорошо, что я купила еще одни. Дешевые, сшитые непонятно кем, непонятно где, с непонятной красной штучкой вместо лейбла и огромными карманами. Такие джинсы носят бродяги, хиппи, и студенты, у которых ветер в голове и прочерк в графе "Планы на будущее".



А за упокой души старых джинсов я выпила пива со старшим сыном бывшей учительницы моего брата. Он взял с меня торжественное обещание, что я никогда не буду работать в банке и улетел в Люксембург, быть настоящим человеком и работать в банке.

Если бы я была среднерусской крестьянкой, я бы вставала с петухами.

Но, увы, или к счастью, я - неопределенная работница ножа и топора стаканов и бутылок, поэтому я засыпаю под мат и лязганье мусорщиков. Романтика.

Фигня, веди себя прилично!



Сегодня мне пели серенаду. Качественно пели, с грязноватыми танцами и всеобщим улюлюканьем. Отнеслась я к этому весьма благородно. У людей был мальчишник, люди много пили и со смаком веселились.

Следует резонный вопрос: а у нас в пабе вообще бывают люди, которые пьют мало?

Задумалась.



Постоянный клиент дождался меня после работы, накормил, напоил кубинским пивом и отвез домой, поцеловав руку на ночь. Фигня мерзко хихикала и радовалась замечательной халяве. Клиент пьяно, и поэтому искренне, изумлялся тому, что я, такая всякая, снизошла до их такой разэтакой компании.



Кстати, то был старший сын бывшей учительницы моего младшего брата. Той самой, которая вчера грозилась станцевать на столе.

Да. Жесть.