Жизнь под девизом: "Когда берешь у одного автора - это плагиат. А когда берешь у десяти, то это уже творческая гениальность..."

Сливки в грибных жюльенах очень удачно заменяются майонезом и парой ложек молока.

Фигня – эргономичная приставка к Вашей плите. Только для истинных гурманов.

Сложна в обращении, зато насколько эффективна!

Я об одном жалею…

Точнее, не жалею, или лишь слегка. Я работаю натурщицей, и голос преподавательницы уже плотно впился в мое сознание. Голос созерцающий. Смотрите, какой приятной аркой складываются ее бедра. Какие трогательные ямочки у нее на спине. Как надрывно выступают лопатки, как тоненько гнется гнездышко шеи… Голос, который ругает за то, что не запечатлели мою легкость и гибкость стопы, утонченность пальцев.

А запечатлеть некому, и я этому несказанно рада. Уж лучше пусть пригоршня безучастных гениальных художников, чем не то, не это и просто, ради понта. О, да, как понт я, вероятно, смотрюсь неплохо. Но это счастье – не для меня.



Я готовлю жюльен с грибами, ближе к полуночи. Мне захотелось закусить.

Я дышала на звезды, курила, и пила белое вино. Я ввила пару слов в кривые строчки. А где-то, под дымкой города, углем ввивают несколько штрихов в мой голеностопный сустав.

Через сто лет я буду значиться как «Рыжая девушка» в альбомах, к тому времени, великих.

Жюльен подоспел. Иногда я жалею, что на это будет смотреть человечество, а не один человек. Но лишь слегка. Работа – явление безучастное.

В прошлом году, примерно в это же время, мне казалось, что я скоро умру. Я вообще очень боюсь разных незнакомых болезней. Если давление упало, или простуда с гриппом свалили, или головой ударилась, или ногу подвернула, то с этим все понятно, я даже внимания не обращаю. А примерно в это время в прошлом году я готовилась к смерти. Ходила, смотрела на мир непонятно-красными глазами, стучала зубами, непрерывно чихала, чесалась и предсмертно вздыхала.

Но добрые люди не дали мне умереть. Добрые люди пояснили, что со мной творится аллергия и дали таблеток. Я этих таблеток исправно наедалась и ходила сонная и безответная. Если бы у меня был хвост, я бы им плавно размахивала, дабы довершить коровистый образ.



Сегодня со мной снова началось. За окном весна, разная пыльца и тополиные пухи. Или не тополиные. Мне без разницы. Весь день прошаталась по городу. Увязла в британской бюрократии. Все как обычно: чтоб получить номер страховки, нужна работа. Чтоб устроиться на работу, нужен номер страховки. А вокруг прекрасно-весенние девушки, легкие и в платьишках. И толпы в магазинах, покупающие, покупающие… А мне который день никто не звонит (это shit), и за ремонт любимых туфлей нужно платить, и аллергия доконала, и не родилась я ни красивой, ни гением…



Короче, сейчас я извлеку экстренный запас виски, и буду тихонько выпивать “про себя”.

У меня есть харизма и дыня. Совершенно ненужная дыня, чего нельзя сказать о харизме.

Такие дела, ангел мой.

Была у меня одна знакомая, которая решила похудеть. Чтоб быстро и эффективно. И придумала она себе диету.

Три недели подряд она питалась водкой со льдом. Естественно, все три недели она провела в беспробудном пьянстве. Во время пьянства есть ей не хотелось совершенно (впрочем, как и всего остального). А из-за льда она не умерла от обезвоживания.

Наблюдать за этим было страшно, но на уговоры барышня не поддавалась. Зато к концу третьей недели она, разглядывая собственное отражение, убедила себя в том, что у нее цинга. И, с перепугу, снова начала нормально питаться.

За это время барышня сбросила ровно половину своей массы тела и стала худенькой. Она, кстати, до сих пор худенькая, только водку больше не пьет. Пьет джин.



Мораль – на ваше усмотрение.

В университете, в связи с началом долгожданного Семестра Смерти, творится Содом и Гоморра. По всем возможным помещениям носятся ополоумевшие люди с охапками бумаг. В библиотеке поселилась анархия. Уровень звукового загрязнения атмосферы превышает все мыслимые и немыслимые пределы. Все студенческое население будто бы проснулось сегодня утром, продрало похмельные глаза и дружно воскликнуло: «Блин! Что же я делаю? В библиотеку! Срочно в библиотеку!»

Такого рвения к знаниям я не видела с прошлого года. Только вот обрести эти знания в библиотеке совершенно невозможно. Повсюду разбросаны тела, присыпанные толстыми учебниками, все орут, матерятся и друг на друга кидаются. Кофе льется рекой на ковровые покрытия. Бедные библиотекарши, пытаясь предотвратить самовозгорание, тоже бегают, тем самым повышая и без того высокий уровень энтропии. Стресс из воздуха можно есть ложками.

Кругом гам, гул и жужжание ноутбуков.



И есть только одно место во всем университете, где можно учиться спокойно. Здесь тихо, светло, чисто, и, главное, совершенно пусто.

Фигня сидит в университетском баре и увлеченно читает учебник по романтизму.

Места знать надо.

Только что собиралась залезть в розетку булавкой.

Странно, что успела остановиться.

У меня совершенное отчуждение от окружающей действительности.



Это все иллюзия, замок из дыма и остывшего чая. Иллюзия свободного времени, по которому можно независимо бродить, раскладывать бардак по полочкам и есть фрукты. На самом деле свободного времени нет. Времени вообще нет, оно как раз и является настоящей иллюзией, вместе с душной туманной весной, над которой нависают тучные тучки.

Тяну время. Время не поддается, рвется. Ночью смотрю на серп луны. Днем – на то, как люди ходят по улице. Волосы потребовали, чтоб я вплела в них золотые ленточки с колокольчиками. Кто я такая, чтоб сопротивляться собственным волосам?

Еще пара часов. Еще надо немного потушиться на медленном огне. До полной готовности.



Затем сяду. И напишу.

Жена, весом менее 49 кг - не жена!

Пум спрашивала у меня, что такое дом.

Я давно думаю над этим вопросом. Наверно, это примерно такое же определение, как и любовь. Это нельзя объяснить. Это либо есть, либо нет. Но для меня дом, это, скорее всего, чувство тыла. Бесспорной душевной защиты. И в этом, несомненно, важны люди, которые действительно близки. И близки они не пониманием, а восприятием. Дом, это место, где тебя воспринимают вне зависимости от. Где не хочется подстраиваться, подыгрывать, разыгрывать спектакли и сравнивать качество мизансцен. Дома можно отдышаться и чуть-чуть, самую малость, просто побыть, такой, какая есть. Для этого не надо слов, задушевных бесед, вина… Ничего не надо, он просто есть.

В вечер перед отлетом в Англию я сидела, поедала сыр и смотрела на своих родителей. Отец играл на гитаре, мама пела. Временами они спорили, правильный ли вот тут аккорд, что надо петь и как строить второй голос. А я смотрела на то, как они друг на друга смотрят. Это смотрят люди, которые вместе почти 21 год. И мне кажется, что за это время они стали друг для друга больше, чем любимыми людьми. Они стали друг для друга домом. Во всяком случае, я хочу в это верить…



Об этом обо всем я думала, кружась в небе Лондона, и давилась слезами рядом с тактично отвернувшимся соседом. Слезы были скорее от усталости и бессилия, но что-то внутри кололо… То ли гастрит, то ли осколки глобализации из которых я состою. Иногда они очень больно режут.